Русский язык снова оказался в центре бурной общественной дискуссии. Поводом послужило событие, на первый взгляд, сугубо техническое: научно-информационный ресурс «Академос» Института русского языка им. Виноградова РАН пополнился 657 новыми словами с пометкой «добавление 2025». Но среди них оказались не только сухие термины, но и слова, которые еще вчера были частью мимолетного интернет-сленга или экзотикой в меню модных кафе. «Тиктокер», «брускетта», «личка» и даже аббревиатура «СВО» теперь зафиксированы академическим ресурсом. Что это — признание поражения в борьбе за чистоту языка или закономерный процесс его развития?
Каждое такое обновление вызывает волну споров, разделяя общество на два традиционных лагеря: пуристов, оплакивающих «язык Пушкина и Толстого», и либералов, приветствующих любую языковую динамику. Но если отбросить эмоции, пополнение словаря — это не причина, а следствие. Это точный диагностический снимок нашего общества, показывающий, чем мы живем, о чем говорим, что едим и о чем воюем.
Зеркало эпохи: какие слова мы заслужили?
Новые 657 лексем можно условно разделить на несколько групп, каждая из которых — маркер мощных социальных сдвигов.
Цифровая реальность: «Тиктокер», «тиктокерша», «стриминг», «личка», «даркнет», «смарт-часы», «офлайн-мессенджер», «пауэрбанк». Этот блок — самый многочисленный и показательный. Он доказывает, что интернет перестал быть отдельной сферой и полностью интегрировался в нашу повседневность. Появление «тиктокера» в словаре — это не легитимация социальной сети, а признание того, что профессия или род деятельности, связанные с ней, стали социальным феноменом, требующим своего названия.
Гастрономическая глобализация: «Смузи», «раф», «брускетта». Эти слова когда-то были экзотикой, доступной лишь в дорогих ресторанах. Сегодня они — часть меню любого городского кафе. Их фиксация в словаре говорит не столько о влиянии английского или итальянского, сколько об изменении бытовой культуры и пищевых привычек.
Социально-политическая лексика: Появление в словаре аббревиатуры «СВО» и связанных с ней слов «беспилотник», «оперштаб», «позывной» — самая драматичная часть обновления. Лингвисты подчеркивают: словарь не дает оценки событиям, он лишь фиксирует язык, которым эти события описываются. Когда явление становится центральной темой новостей и разговоров, язык неизбежно вырабатывает для него свои термины.
Битва за язык: засорение или обогащение?
Именно этот пласт новой лексики вызывает самые ожесточенные споры. Нужно ли на академическом уровне закреплять слова, которые могут исчезнуть через пару лет, или англицизмы, у которых есть русские аналоги?
«Это означает, что русский язык живет, развивается. Добавление новых слов не означает отказ от языка Пушкина, Толстого и Достоевского, а расширяет его, включает разговорный живой язык».
Так считает Светлана Василенко, руководитель Союза российских писателей. С ее точки зрения, язык — это живой организм, который дышит и меняется вместе с обществом. Попытка законсервировать его в состоянии XIX века обречена на провал. Этот взгляд разделяют многие лингвисты, напоминая, что слова «театр», «революция» или «бюджет» когда-то тоже были иностранными заимствованиями, но со временем полностью ассимилировались.
С противоположной позиции выступает Елена Ямпольская, советник президента по культуре и искусству:
«Ради чего уважаемые коллеги ежегодно пополняют Русский орфографический словарь РАН то фудшерингом, то пауэрбанком, искренне не понимаю. Действительно ли необходимо на академическом уровне нормативно закреплять англицизмы, которые в основном засоряют русский язык, и сленг, быстротечный, как любая мода?»
Этот аргумент также находит отклик у многих, кто обеспокоен потерей самобытности русского языка. Однако здесь важна ремарка самой Ямпольской и уточнение от научного сотрудника Института русского языка РАН Владимира Пахомова. Ресурс «Академос» не является строго нормативным в том смысле, что он не предписывает эти слова к обязательному употреблению. Его главная задача — установить единообразное написание. Если тысячи людей пишут слово «тиктокер», словарь должен дать ответ, как это делать правильно: «тик-токер», «тиктокер» или «тик токер»? Фиксация — это не рекомендация, а попытка упорядочить хаос живой речи.
Не только у нас. Как словари мира реагируют на реальность
Споры о новых словах — явление не сугубо российское. Ведущие словари мира постоянно сталкиваются с той же дилеммой. Изучение их опыта показывает, что фиксация неологизмов — это глобальный тренд.
Например, знаменитый Оксфордский словарь (OED) недавно добавил слово «гигил» (gigil) из тагальского языка (Филиппины). Оно описывает непереводимое чувство умиления, когда хочется кого-то крепко обнять или ущипнуть. Это пример того, как язык обогащается, заимствуя уникальные концепты, которых нет в его собственной системе. В то же время, словом 2024 года по версии Оксфорда стало «brain rot» («гниение мозгов») — термин, описывающий бессмысленный и некачественный интернет-контент. Это прямо перекликается с нашим «тиктокером» и доказывает, что лексикографы по всему миру признают влияние интернет-культуры, даже ее негативных аспектов.
Подобно русскому словарю, OED активно впитывает и гастрономические термины, добавляя названия азиатских блюд, например, тосты «кайя». Это доказывает, что процессы, происходящие в русском языке, абсолютно синхронны с мировыми.
Словарь как хроника, а не канон
Появление «брускетты» и «движухи» в академическом ресурсе — это не повод для паники. Это приглашение к диалогу о том, как меняется наша жизнь и как язык, подобно чуткому сейсмографу, фиксирует эти изменения. Словарь — это не священный канон, высеченный в граните, а живая хроника, летопись языка. Он не заставляет нас говорить на сленге, но дает возможность писать это слово грамотно, если оно нам понадобится.
Борьба за чистоту и богатство языка происходит не на страницах словарей, а в нашем ежедневном выборе: в книгах, которые мы читаем, в статьях, которые пишем, и в словах, которые мы используем в разговоре. И пока мы способны вести об этом сложный и содержательный диалог, язык Пушкина и Достоевского в безопасности.